Learn Gestalt

Я думал, что Целии около 30 лет, но на самом деле ей был 51 год и у нее было несколько детей. Особенным было то, насколько тяжелая жизнь у нее была, хотя она выглядела спокойной и даже молодой. Все это было теми моментами, которые у меня не было времени исследовать, хотя я их принял во внимание, чтобы использовать в дальнейшей работе. Всегда очень важно уловить самое первое впечатление и даже в работе со знакомыми клиентами уметь «смотреть на все как в первый раз» для того, чтобы заметить расхождения или вопросы, которые могут быть релевантными с точки зрения терапии. Проблемой, которую она обозначила, был ее страх перед переходом в ту область работы, которой она обучалась в течение последних 10 лет. Она хотела стать социальным работником и сейчас, когда ее дети оставили дом, это было ее заявленной целью. Вместо того, чтобы работать над ее уверенностью в себе или пытаться узнать о ее страхах, я захотел выяснить ее контекст: ту поддержку в ее окружении, которую она получала, чтобы сделать это. Она действительно получала профессиональную поддержку от группы социальных работников, поэтому проблема была не в этом. Однако ее муж сказал ей, что разведется с ней, если она будет продолжать и перейдет в эту область профессиональной деятельности. Его реакция была довольно бурной, но не так уж удивляла, если учесть ту патриархальную культурную среду, в условиях которой проводился этот сеанс. Однако, когда я расспросил ее больше об этом, она открыла мне, что жила в условиях домашнего насилия на протяжении десятилетий. Мне это показалось очень странным, что за 10 лет обучения и терапии, связанной с ее стремлением к социальной работе, это либо никак не проявилось, либо ее учителя в каком-то смысле не чувствовали себя ответственными за то, чтобы видеть, что подобное имеет место. В терапии важно фокусироваться не только на чувствах, но также на контексте, в особенности, если такой контекст в тот момент несет в себе элементы нарушения неприкосновенности личности. Этот момент необходимо было сделать центральной частью терапии. Итак, я не желал иметь дело с другими вопросами до тех пор, пока не буде адресована центральная часть этой проблемы — ее страх, который можно было понять. Она сказала, что насилие прекратилось только недавно. Я сообщил ей о своих собственных чувствах, когда сел рядом с ней: о чувстве открытости к ней; об ощущении сильной обеспокоенности тем, насколько серьезные вопросы были затронуты; о том, насколько я желал поддержать ее, но в то же время насколько я был осторожен и как я желал продолжать именно тем способом, который стал бы проявлением уважения к ней. Я заметил, что страх стал практически «членом семьи». Она согласилась. Я попросил ее придать страху образ: она представила его в виде фигуры в черной одежде, с большими глазами, улыбкой и копьем. Она описала его словом «жуткий». Я попросил рассказать по-подробнее, как выглядела одежда. Я хочу действительно приземлить ее в этой ее связи со страхом. Затем я пригласил ее участвовать в эксперименте Gestalt: "быть» страхом – показать мне, в какой позе страх стоял со своим копьем и большими глазами. Она сделала так – и я сделал это вместе с ней. Часто очень полезно проводить такие эксперименты с клиентами. Затем я попросил ее снова присесть – мне не хотелось тратить слишком много времени на все это. Описывать страх, быть им — само по себе было большим делом. Она сказала, что чувствовала себя так, как будто я дал ей многое в этом процессе, и ей не хотелось брать больше, так как, казалось, что ей нужно будет что-то отдать обратно. Она объяснила, что ее учили «служить» мужчинам и, хотя она восставала против этого будучи девочкой, это стало частью ее взросления. Итак, я «продолжил» исходя из этой ситуации и остановился. Я сказал: «хорошо, тогда назови, что ты бы хотела отдать мне в каком-то смысле; я открыт к тому, чтобы получать». Мы молча сидели там, после чего она сказала, что хочет отдать мне свою признательность за то, что я уже сделал для нее к тому моменту. После того, как она произнесла это, она снова почувствовала себя в безопасности со мной и была готова продолжать. Очень важно слышать в точности то, что происходит с клиентом, шаг за шагом, и быть с ними рядом в тех местах, продолжая в заданном им ритме. Я спросил ее о том, где сейчас находится страх; она ответила, что он был внутри нее. Она сказала, что его копье втыкалось внутрь ее мозга, причиняя ей боль. Я переместился непосредственно в режим взаимоотношений с ней. Я сообщил ей, что мне было грустно слышать о той боли, которую она ощущала, очень грустно. Я хотел «спасти» ее, защитить ее, но не знал, как это сделать. Она была очень тронута и мы сидели там некоторое время в молчаливом контакте. Это стало ключевым сдвигом в ситуации: появление того, кто мог быть с ней, в режиме защиты, и при этом не торопиться все исправлять. Это стало моментом «Я-ты», когда два человеческих существа находились в полном взаимодействии. Я был терапевтом, а она — клиентом, но в том месте мы были двумя людьми, которые сидели рядом друг с другом в присутствии значительного количества боли, связанной с этой ситуацией. Я принял ее боль со всей серьезностью, а не как игровой эксперимент, не просто в качестве фигуры страха, но фактически, так как несколько десятилетий жизни с насилием — это весомый аргумент в пользу появления страха, связанного с ним. Когда мы сидели там вместе друг с другом, оба наших сердца открылись. Я был глубоко тронут, и она тоже. Мы оба отметили это. После этого я сказал: ну, у меня тоже есть копье, и это копье защиты. Я пригласил ее «впустить меня» вместе с моим копьем в ее сердце. Она могла легко это сделать, и у нее были слезы. Она чувствовала себя в безопасности и под защитой. Это был так называемый «самообъект»: принятие «меня» внутрь себя означало то, что внутри ее была авторитетная фигура, которая была там ДЛЯ нее, в то время как ее собственная авторитетная фигура от предыдущего опыта по мере развития стала подавлять ее и требовала от нее быть там ДЛЯ них, для мужчин в ее жизни. Хотя не так уж много «произошло» в ходе терапии, она оказала очень большое влияние. В конце я спросил ее о том, где был ее страх, связанный с переходом в ее новую профессию. Она сказала, что больше не чувствует себя запуганной. Я спросил: даже при угрозе развода? Она ответила: да. Итак, это просто часть той деятельности, в которой должна заключаться постоянная терапевтическая работа в области взаимоотношений и когда мы имеем дело с взаимоотношениями после длительного периода насилия. Я бы хотел присматривать за этим внимательно, так как все еще остается вероятность того, что все вернется к насилию, и как профессионал, и просто небезразличный человек, я хочу убедиться, что я не составляю какое-либо звено этого цикла.